— Обязательно её найду и принесу, — серьезно заверил его я и направился к выходу. — Только он не костоправ, Лука Иванович. А целитель, и очень хороший.

Только взялся за ручку, как услышал уже совсем спокойное:

— Саша…

Я обернулся — дед смотрел на меня почти как прежде, ясным взглядом. Вот только в его глазах появилась грусть.

— Нам нужно будет поговорить, позже. Ты не знаешь, как на самом деле обстоят дела. Хотел тебя уберечь от этого, да только всё испортил. Ты иди пока, я позову тебя потом.

Его явно утомила эта встряска, так что волновать ещё больше и сообщать, что я уже в курсе, я не стал. Пусть соберется с мыслями, тогда наш разговор пройдет куда продуктивнее.

Я кивнул и покинул спальню.

Целителя я заверил, что пациент больше не станет сопротивляться, тем не менее про снадобья передал. Павел Федорович закатил глаза, пробормотал «лекарства вкусными не бывают», но пообещал придумать что-нибудь.

Головин оставил мне записку с благодарностью за обед и сообщением, что ему нужно возвращаться на службу, поэтому дожидаться он не стал. Также там было обещание заехать утром, обсудить «мой план».

Я с трудом вспомнил, что ему сказал. Искать бравому капитану девицу — не мое любимое занятие, но раз я сам ляпнул, теперь придется отвечать.

Вышел в сад и подставил лицо солнцу.

Со стороны лаборатории уже вовсю раздавался стук и звуки пилы. Рабочие оперативно возводили стропила. Из открытого окна спальни деда доносились голоса — граф отчитывал Прохора за какую-то ерунду.

Все заняты делом, и мне пора.

Я вернулся на поляну возле флигеля. Свежая зеленая трава немного пожухла. Зато на нескольких кустах, которые выглядели уже умершими, появились почки. Но мне предстояло ещё немало поработать, чтобы тут всё ожило.

Этим я и занимался до самого вечера, пока меня не позвал Прохор, крича на весь сад с крыльца дома.

Слуга дождался, пока я подойду, и доверительным шепотом сообщил:

— Дед ваш, молодой господин, газеты прочел…

— И? — не понял я.

— Ну, там про вашу дуэль. И письмо от князя Оболенского тоже открыл. Простите, не углядел, оно вместе с газетами было. А на нём «графу Вознесенскому», вот Лука Иванович и подумал, что для него.

— И? — повторил я, разминая затекшие мышцы.

На начальных этапах было всегда утомительно. Я уже позабыл это ощущение, когда внутри всё бурлит от магии, но чувство словно лес рубил.

— Сказал позвать, — Прохор вроде как расстроился, что я никак не реагирую.

— И в каком настроении граф? — решил я порадовать старика.

— Насупился, как выпь! — довольно улыбнулся Прохор. — Но не ругался. Даже ликсир лекарский выпил, который ему ваш эскулап подсунул. А вот после этого уже ругался.

— Хорошо, передай что я скоро приду, освежусь только.

— А вы чтож, молодой господин, неужто в саду убирались? — слуга наконец заметил мой немного потрепанный вид.

Я весь взмок и к одежде налипла пыль и грязь, так что предположение Прохора было логичным.

— Вроде того, — неопределенно ответил я и отправился в душ.

Перед дедом в таком виде лучше было не появляться.

— Александр, я буду настаивать на объяснениях, — сказал граф, когда мы остались с ним наедине.

На кровати лежал ворох газет, а поверх них открытый конверт. Письмо от князя Оболенского дед держал в руках.

— И что пишет его светлость? — я улыбнулся.

Лука Иванович выглядел гораздо лучше. Снадобья целителя сработали или упрямый характер, но на щеках появился румянец. Да и от безразмерной ночной рубашки граф избавился, облачившись в любимый домашний халат.

— Что готов выкупить фамильное оружие за, — дед посмотрел в письмо, будто запамятовал сумму, — скромное вознаграждение, надо отметить.

— Жаль, — хмыкнул я. — Я надеялся, что Оболенский будет более адекватно оценивать семейные ценности…

— Тебе это кажется забавным? — дед нахмурился.

— Честно говоря да.

Граф такого ответа не ожидал и удивленно заморгал. Снова пробежался по тексту, похмурился ещё, для порядка, и вздохнул:

— Вообще, князь мог бы и уважительнее обратиться, соглашусь. То, что Вознесенские испытывают некоторые трудности, не означает, что с нами можно вот так.

— Позволишь? — я протянул руку и дед отдал мне письмо.

Составлено было строго по правилам, но действительно, проскальзывало вполне себе заметное пренебрежение. Вроде как это он одолжение делал, предлагая забрать шпагу.

— Может, на аукционе выставить… — задумчиво сказал я.

— Александр!

— Шучу, конечно же шучу. Не думаю, что на подобное вообще стоит отвечать. Опять же, у нас пожар был, письмо могло и сгореть, в конце концов.

— Делай, как считаешь нужным, — неожиданно согласился патриарх и делано равнодушно спросил: — Про дуэль расскажешь?

— Да что там рассказывать, — я пожал плечами. — Мне повезло, я ранил княжича, на том и разошлись. Ну и шпагу он обронил, я вот подобрал.

Граф обиженно попыхтел, но не удержался. Взял одну из газет, развернул её и громко процитировал:

— «Молодой граф Вознесенский, ранее известный как скандальный прожигатель жизни, сколь внезапно вернулся в столицу, столь же сильно поразил общественность своим фехтовальным мастерством. Его клинок обнажил слабые места знаменитого… ». Так, это неинтересно. Вот, тут: «По краткому комментарию премьер-майора лейб-гвардии его императорского величества, князя Земенского, лично присутствовавшего на дуэли, граф „просто надрал мальчишке… (вырезано цензурой)“. От прочих комментариев его светлость отказался…».

— Журналисты любят всё преувеличивать.

— Ещё скажи, что они осмелились перевирать слова князя!

— Лука Иванович, дуэль состоялась по всем правилам и была надлежащим образом оформлена, — медленно произнес я. — Ко мне претензий со стороны Оболенских быть не может. Насчет фамильного оружия не беспокойся, я верну его, как только получу от князя предложение, соответствующее ситуации. Ты хотел ещё о чем-то поговорить?

Дед от моего напора закашлялся и я подал ему стакан с водой, стоящий на тумбочке. Он осушил его полностью, бросил на меня недоверчивый взгляд, но продолжать тему дуэли не стал.

— Увы, то что я намерен рассказать, уже не покажется тебе забавным, Александр.

— Если ты про закладную, то я всё знаю, — я решил не терять времени и не мучать деда, подбирающего нужные слова. — Как и о заказе от графа Воронцова.

С шоком граф справился быстро. Вот только сразу осунулся и помрачнел, потеряв весь свой воинственный вид.

— Ну тогда ты знаешь, что скоро от всего этого… — он окинул взглядом спальню, — не останется ничего.

— Лука Иванович, выслушай меня, пожалуйста, и не перебивай, — я присел на край кровати и взял его сухую морщинистую руку. — Ситуация сложилась скверная, но мы справимся. Христофор Георгиевич внял моей просьбе и переоформил заказ на мое имя. Лабораторию уже восстанавливают. О материалах не беспокойся, я добуду всё необходимое. Ты восстановишь чертежи и я сделаю артефакт. Мне, безусловно, понадобится твоя помощь, без твоих советов не обойтись. Мы справимся.

Советы мне его, по сути, были не так нужны. Больше желание их раздавать и не терять веры.

Дед смотрел на меня, борясь с сомнениями. Но в глазах уже загорелся пока слабый, но огонек надежды.

— Мне же нельзя…

— Ты не можешь работать в лаборатории, но консультировать ты можешь, — горячо убеждал я. — И я уверен, что под твоим руководством у нас точно всё получится.

— Ох, Саша, — граф вздохнул и устремил взор в окно, раздумывая. — Это… Это может сработать.

Он робко улыбнулся и посмотрел на меня:

— Но ты ещё так молод и неопытен. Не обвиняю тебя, но учебе ты не уделял столько времени, чтобы справиться с подобной работой. Я помогу, но этого может быть недостаточно.

— Я смогу тебя удивить, — я тоже улыбнулся.

— Ты уже меня удивил, — патриарх встряхнул головой и оживился: — Прочь сомнения! За дело. Вели Прохору принести мне бумагу чертежную и писчие принадлежности! И не спорь, я уже здоров! Так что сейчас же приступлю.