— Что скажешь? — не утерпел Воронцов, когда я добросовестно проштудировал все страницы.
Ответил я не сразу. Сомневаюсь, что сенатор настолько разбирался в артефакторике, чтобы понять сложность подобной работы. Какой это вызов для любого артефактора. Почти любого.
Возможно, дед бы справился. Я всегда предпочитал верить в лучшее. Но при этом быть готовым к худшему. Так что, скорее всего, это убило бы Вознесенского-старшего.
И я был почти уверен, что дед это понимал. Как и то, что лучше уйти вот так, на своих условиях, и создавая нечто уникальное.
Но расстраивать графа Воронцова ещё больше я не хотел.
— Вполне осуществимо, — скупо ответил я.
Впрочем, ложью это не было. Я уже прикинул в голове, как это сделать. Благо, времени хватало. Я вовремя узнал.
Сенатор выдохнул с огромным облегчением, хотя на его лице четко обозначились глубокие морщины. Христофор Георгиевич тяжело переживал ситуацию. И наверняка винил себя.
Но мне было не до его страданий. Взрослый мужчина, справится. Нарастало чувство тревоги и это раздражало.
Когда приехал нотариус, я уже был на взводе и просто не мог сидеть, расхаживая по кабинету сенатора. Воронцов притих, то ли чувствуя моё состояние, то ли погрузившись в свои душевные терзания.
Мы быстро перезаключили договор и я получил заверенную копию.
— Не завидую я тебе, когда Лука Иванович увидит это… — грустно усмехнулся граф, кивая на бумаги.
Да пусть хоть из дома выгонит. Мне особенности характера Вознесенского не доставляли каких-либо неприятных эмоций. Помириться с дедом сумею. Нрав у него тот ещё, но и ума не занимать. Сообразит, что я ему не враг, никуда не денется.
Я распрощался с графом, заверив его что буду держать в курсе, и вызвал такси. Поторапливал водителя и даже пожалел, что не воспользовался предложением Воронцова предоставить мне эскорт. Не хотел заявляться в сопровождении жандармов, чтобы лишний раз не нервировать деда.
Город купался в лучах теплого солнца, прохожие щеголяли в легких нарядах, девушки оголили стройные ноги, воспользовавшись хорошей погодой.
Я смотрел сквозь них, не замечая этих прелестей, погрузившись в свои мысли и старательно отгоняя тревогу.
Теперь, когда заказ мой и к законности не подкопаешься, всё будет хорошо. Пусть исследовать лабораторию мне не удалось, но даже беглого осмотра хватило понять, что ресурсов достаточно. Это самое главное.
Да и артефакт для уважаемого сенатора — рекомендация получше, чем для купца-контрабандиста, пусть и вращающегося в высшем свете.
С точки зрения долгосрочной перспективы, это будет надежнее.
Сад по-прежнему утопал в опавшей листве, а дом выставлял напоказ потрескавшуюся краску. И в этот раз меня это зрелище обрадовало.
Предстоял нелегкий разговор с дедом, который почти наверняка закончится скандалом, но всё к лучшему. Позлится первое время и перестанет, когда поймет что Вознесенские не пойдут по миру.
Я пригладил пиджак, во внутреннем кармане которого лежала копия договора, и направился ко входу. Стояла такая тишина, что я слышал хруст камешков под ногами.
Не успел я взяться за дверную ручку, как земля вздрогнула.
Сверху сразу же посыпался какой-то мусор, я отряхнул одежду и огляделся. Землетрясение в Санкт-Петербурге? Быть такого на наших болотах не может.
Затем я увидел дым. Плотные черные клубы беззвучно поднимались в небо. До меня донесся запах гари и я понял.
Лаборатория! Она горит!
Земля содрогнулась ещё раз, чуть не опрокинув меня. Я уже бежал к пристройке за домом, листья разлетались из под моих ног, а я думал — какого черта так тихо!
И тут же услышал обезумевший голос Прохора:
— Убииииили!
Глава 13
Когда я выбежал из-за угла, лаборатория уже зашлась огнем. Пламя вырывалось из окон и чадило тем самым черным дымом.
Возле дверей на охапке листьев сидел Прохор и протяжно выл, баюкая обожженную руку. Я мельком взглянул на рану, не смертельно.
— Он там? — бросился я к слуге.
— Там, Сашенька, там, — старик заплакал. — Убился.
Убили или убился, позже разберемся.
Я быстро сбросил пиджак, огляделся и потряс ближайшее дерево. Меня едва окатило оставшейся на листьях влагой. Мало, но лучше, чем ничего.
Вот ирония! Вознесенский был водником, хоть и слабым. Во мне же находилась вся магия, но сейчас она недоступна.
Ладони обожгло, как только я взялся за ручки. Я стиснул зубы и потянул на себя. Меня оттолкнуло назад волной жара, но я рванул внутрь, задержав дыхание.
Огонь жадно пожирал стены, выбираясь наружу через треснувший купол. Его осколки лежали повсюду. Дым выносило наружу через открытую дверь и я заметил трость возле стола.
Дед лежал на полу, раскинув руки. Весь в копоти и разбитом стекле. Его волосы, всегда аккуратно зачесанные назад, стояли дыбом. Мертвенно бледное лицо графа казалось ещё худее.
Я подхватил почти невесомого старика и потащил на улицу, молясь всем известным богам, чтобы тот был ещё жив.
— Продержись немного, — шептал я ему. — Продержись.
Уложил аккуратно рядом с Прохором, влил каплю своей жизни, сколько мог, и приник к груди. Сердце билось тихо, но уверенно и без сбоев. Почувствовал, что кто-то меня бьет и с удивлением понял, что это слуга.
Прохор стянул с себя рубаху и колотил ею меня.
— Вы горите, господин! Горите!
То-то мне не очень хорошо… Я добрался до брошенного пиджака и достал мобильный. Черт, какой там номер у служб спасения? Кожа горела, а голова плохо соображала. Наконец я вспомнил, вызвал и кратко сообщил:
— Особняк Вознесенских, Петербургский остров. Срочно целителя и пожарных. Есть пострадавшие. И быстрее! — рявкнул я напоследок и вернулся к деду.
Слуга навис над едва живым графом и причитал:
— Лука, Лука, старый пень, ну что же ты наделал, Лукааааа.
— Прохор! — крикнул я строго. — Оставить панику! Соберись, солдат!
Это подействовало самым волшебным образом. Старик моргнул, подобрался и выпрямился. Вид у него, конечно, был жалкий, но он хотя бы перестал истерить.
— Следи за его состоянием, скоро приедет помощь. Держи его на этом свете, понял?
— А вы куда, ваше сиятельство?
Я оглянулся на пламя.
— Спасать то, что осталось.
Ждать пожарных было бессмысленно, они не успеют.
Если мы останемся без лаборатории, нам придется крайне плохо. Настолько, что я был готов рискнуть. А ещё надеялся, что внутри найдется накопитель с водной стихией.
Очень надеялся.
— Не надо, угорите! — закричал умоляюще Прохор, но я уже вбегал в горящее помещение, забрав его рубаху.
Жар стоял такой, что я мгновенно вспотел. Прикрывая рот и нос, я огляделся, стараясь сохранять спокойствие. Это не очень просто, когда ты в адском котле. Но иначе я тоже запаникую и тогда точно конец.
Я дошел до стола, стоящего в центре. Тут почти ничего не пострадало, пламя охватило всё вокруг, но стремилось вверх. Сработала последняя защитная магия, стараясь прогнать огонь.
Рухнула балка перекрытия, вынудив меня отскочить. Тут же загорелся рукав и я потушил его, едва не задохнувшись. Не дышать глубоко!
Я понимал, что долго в этом пекле не продержусь.
Вода, мне нужна чертова вода! Самая простая стихия из всех возможных.
Где-то далеко, прорываясь сквозь воющее пламя, зазвучали сирены.
Глаза слезились, но нужный символ среди склянок на столе всё же отыскался. Дед был консервативен и в качестве накопителей использовал старинные колбы. Я зубами выдернул пробку и сконцентрировался на стихии.
Ноги обожгло, огонь подобрался ко мне по полу.
Магия текла мучительно медленно, чужой дар неохотно вливался в меня, сопротивляясь. Я чувствовал, как плавятся подошвы, но не мог отвлекаться.
Ещё немножко, ещё капля…
Высвободил я всё разом, без остатка. Мощный поток свежей речной воды обрушился сверху и раздалось оглушительное шипение. Разорвало последние уцелевшие склянки, я ощутил их острые уколы.